Качели
Вы от обстрелов – в ямы. в щели,
Уже уехать не вольны,
А я качаюсь на качелях
И улетаю от войны.
Здесь парк и детская площадка,
И мимо – деловой народ.
Здесь мир покоя и порядка,
А там у нас – наоборот.
Я беженка. Я здесь невежда,
Чужие правила учу.
С остатком веры и надежды
То вверх лечу. то вниз лечу.
Но беженка сбежать не может:
Терзает слух фантомный бой,
Во сне и наяву все то же –
Недоуменье, ужас, боль.
Письмо на Родину
Мы в изгнании. Здесь улыбчив
И приветлив простой народ:
Автоматом в лицо не тычет
И не вспарывает живот.
Не топорщится град гремучий
Из невиннейших уголков,
И не правит умами кучка
Паранойей больных стрелков.
Здесь чужого флага не славят
И на собственный не плюют,
Если вдруг по ночам стреляют,
Это значит - просто салют.
Не умею
Война все не отпускает,
Еще не уставшая быть,
А мир обнимает, лаская,
И просит простить и забыть.
Но я, от сомнений немея,
И так не взялась бы за плеть:
Судить и карать не умею,
Умею любить и жалеть.
Пока
Пока есть воздух и вода,
Приют, одежда и еда,
Пока ты ангелом храним,
Пока ты любишь и любим,
О тех, кто корчится в крови,
Плачь, сострадая, но живи.
Живи, и благодарен будь
За тот единственный свой путь,
Что Богом создан был, любя,
И предназначен для тебя.
Стонать от боли и забот
Еще придет и твой черед.
Тогда сквозь слезы будешь рад
За тех, кто счастлив и богат,
И, не завидуя другим,
Дашь жить и радоваться им.
На море
Море, и солнце. и розы,
Рислинг приятно горчит,
Только война, как заноза,
В скомканном сердце торчит.
Ночь в горах
Так уж случилось, так выпало нам –
Затемно мы приближались к горам.
Долго обманывал плоский простор,
В окнах рисуя иллюзию гор.
Вот, наконец, далеко впереди
Молния вспыхнула. Что там? Гляди!
В небе горбатых верблюдов гряда.
Нас серпантины возносят туда.
Сто поворотов ведут до вершин,
Брызгая фарами встречных машин.
Молния, вспыхивай чаще во тьме,
Сказку про горы рассказывай мне.
Вспышка – над черной завесой лесной
Зубчатых елей узор вырезной.
Вспышка – разлегся медведь-великан,
Мохом курчавым оброс по бокам.
Мчимся рисково, к ночлегу спеша,
Вверх или вниз – только пробки в ушах.
Вот впереди замерцали огни –
Кончились горы. А были ль они?
Утро в горах
Лес ясен, а вершины гор в тумане.
Рассвет рябит на ветровом стекле.
Увешанные рваными платками,
Укрыли ели головы во мгле.
Туман течет тяжелыми клоками,
Все ниже опускается к земле.
На серпантинах головокруженье
На пассажиров навевает сон.
Зато водитель бодр от напряженья,
Глядит вперед – ему не до красот:
На поворотах встречное движенье,
А справа пропасть – вряд ли пронесет.
Туман размылся, увлажнив морщины
На серых лицах придорожных скал,
И обнажился сбоку от машины
Безлесых гор презрительный оскал.
И сонный взгляд на острие вершины
Чужой и черный замок отыскал.
Восстановление
Где заплата, где штопка, где шов –
Словно царский наряд драгоценный,
Обновляется древний Брашов
Неспеша, скрупулезно, степенно.
Был он весь как бездомный старик –
Не ухоженный, всеми забытый,
На страницах истрепанных книг
Героическим прошлым повитый.
Краше прежнего город стоит –
Современный и тысячелетний,
Только шрамы бесчисленных битв
На начищенных латах заметней.
Тихая ночь
Влажный ветер в окна веет –
Очевидно, дождь прошел.
На горе над нами реет
Надпись лунная «Брашов».
Помолиться всем святым бы...
Городская ночь светла.
Над горбом мохнатой Тымпы
Бело-розовая мгла.
Сколько здесь в веках звучало
Стонов, жалоб, слез, молитв,
Возвещающих начало
И конец кровавых битв.
Здесь бессчетными смертями
Мир оплачен был сполна,
В том свидетели пред нами
Эти древние дома.
Город спит и ровно дышит,
Весь обласкан тишиной.
Я молюсь, и Богу слышен
Одинокий голос мой.
Я шепчу – Ты слышишь, Боже? –
Строки робкого стиха:
«Сделай так, чтоб дома тоже
Ночь, как здесь, была тиха.
Чтоб, как тут, уютно тлели
Угли будущей зари,
И, ненужные, горели
Неподвижно фонари.
Чтобы в час перед рассветом
Так же сладко там спалось,
Как в Брашове этим летом
Мне увидеть довелось».
На колесах
Мы на колесах целый день
Среди машин, а не людей.
Мы проезжаем десять стран
За автобаном автобан
И мимо десяти столиц –
Без изменений и границ,
И лишь реклама на щитах
Пока на разных языках.
А вдоль дороги – чистый рай,
Порядок льется через край.
Без остановок едем мы,
От мира отъединены:
Не позвонить, не выйти в сеть,
Ни новостей не посмотреть.
Как там живет моя страна,
В которой все еще война,
Где лжет экран, и потому
Никто не верит никому.
Там все безумны, все в плену,
Там кукловод ведет войну,
Там взорван небогатый быт.
Там, может быть, мой друг убит,
Там ржа сжирает города...
И я до слез хочу туда!
В обратный путь
Какой бы ни была холодной
Весна, вмороженная в лед,
Неодолимый клич природный
Домой, на север птиц зовет.
Так мы обратный путь отыщем,
Едва устанут грады бить,
К родным гробам и пепелищам –
На прежнем месте гнезда вить.
Нас буря по земле носила,
Обманывал за сроком срок,
Но вновь и вновь рождалась сила,
Как Феникс, из ночных тревог.
Наперекор вестям вчерашним
Встаем с надеждою с утра:
Нам ничего уже не страшно,
И сердце чувствует: - Пора!
Город и время
Время течет сквозь город,
Город течет сквозь время.
Заполночь слышен шорох
Их взаимного тренья.
Текут и текут, любую
Громадину или детальку
Стирая в песок, шлифуя
Как раковину или гальку.
Порой. становясь драконом,
Издавая железный скрежет,
Время кромсает город,
Корежит его и режет.
А город, сквозь время продравшись,
От веков отрясает камень,
Но на зубцах его башен
Прошлое виснет клоками...
Время гореть, время цвести
Каждому городу время свое:
Время гореть, время цвести.
Город убитый вновь оживет,
Если сумел душу спасти.
Трудно поверить в Гамбурге, здесь,
Сидя в кафе, нежась в саду,
В то, что летели бомбы с небес,
Дети, как все, гибли в аду.
Падали стены, пламя – стеной,
В Эльбе кровавой кипела вода...
Мудрость оплачена страшной ценой,
Немцы вину искупили тогда.
Нынче пожар в доме у нас:
Родину предал друг и сосед.
Нам осознать надо сейчас,
Что без вины наказания нет.
Слепы от злобы наши умы,
Но наказанья нет без вины:
Станем для внуков почвою мы,
Души очистив в пекле войны.
Жребий у каждого города свой:
Время цвести, время гореть.
Будет у внуков мир и покой,
Если сейчас сможем прозреть.