Любим разное

 

Чтоб друг другом насладиться,

Слиться нам нельзя в одно.

Каждый рад с другим делиться

Тем, что лишь ему дано.

 

Мы друг другу не уступим,

В жизни разное любя,

Потому что равно любим:

Ты – меня, а я – тебя.

 

 

 

Мой храм

 

Та, что всех красавиц краше –

Храм, парящий над садами

Белизною стройных башен,

Золотыми куполами.

 

Даже тот, кто недостоин,

К храму чудному стремится.

И последний грешник волен

Чистоте святой молиться.

 

Всяк мирянин равно признан –

Воин, волхв, бедняк и царь.

Но лишь я к служенью призван,

Я один вхожу в алтарь!

 

Покорность Зулейки

 

Чтобы руки-непоседы

Не блуждали где-нибудь,

Им навстречу так и эдак

Сам собою вьется путь.

 

В этом мире все дороги

Сами к цели приведут,

Сами двери и пороги

В гости радостно зовут.

 

Я – твой мир, здесь ты хозяин

Всех долин, пещер, холмов:

Смысл малейших указаний

Мне понятен раньше слов.

 

Чтоб не знал ты об обмане,

Все ж порой сдаюсь в борьбе:

Исполнять легко желанья,

Мной внушенные тебе.

 

 

 

 

Намеки

 

То, что нам представить трудно,

Разве в нас разбудит страсть?

Что открыто и доступно,

Захотим ли мы украсть?

 

Только то, что приоткрылось,

За собою манит вдаль:

Из-под маски голос милый,

Взгляд, блеснувший сквозь вуаль.

 

Так и слов игра живая,

Речь намеков, тайный код

Разжигает в нас желанье

И соблазн пускает в ход.

 

Молчаливых ласк поспешность

Так огнем не обольет,

Как неуловимо-грешных

Слов порхающий полет.

 

Ни ученым, ни поэтам

Не понять метафор строй,

На котором мы об ЭТОМ

Говорим с тобой порой.

 

 

 

 

Муза лени

 

Легкие шаги подкрались

Дуновеньем от дверей,

Пальцы нежные ворвались

В лес заснеженный кудрей.

 

Что ж ты снова, озорница,

Прервала работы пыл?

Я хотел бы рассердиться,

А на что – уже забыл.

 

Как тебя назвать мне «Муза»?

Ты – моей работы враг:

Вот пришла, и труд – обуза,

И серьезное – пустяк,

 

И опять поэт беспечный

Гений творческий отдаст

На созданье быстротечных

Поцелуев, взглядов, ласк.

 

Расточительность такую

Кто осудит? Ведь тогда

Песни льет душа, ликуя,

Словно птица, без труда.

 

 

 

Жалоба Зулейки

 

Образ милый, как живой, -

Что преследуешь повсюду?

Я скорей себя забуду,

Ты же каждый миг со мной.

 

Вышивая, слепну вдруг:

Пальцы в кровь я исколола;

Не пойму порой ни слова,

Замерев в кругу подруг.

 

Книгу ли читать пытаюсь –

Далеко моя душа;

В час молитвы улыбаюсь,

Бессознательно греша.

 

Образ милый, прочь лети!

Не дразни бессильной жажды.

Или появись сейчас же

Сам любимый – во плоти!

 

Я желанием томлюсь

Ощутить твои объятья;

Запах твой хочу вдыхать я,

Поцелуев вспомнить вкус!

 

 Наваждение – не явь,

Как с ним молча ни беседуй:

Образ милый, не преследуй,

Память бедную оставь!

 

Нет, постой, не уходи!

Пусть терплю Тантала муки:

Чем больней тоска разлуки,

Слаще встреча впереди.

 

 

 

Доверье

 

Помню, перстень драгоценный

Не хотела ты принять:

Вдруг потребую взамен я

То, что ты не можешь дать.

 

Я ж боялся, слишком скромен

Робкий дар моей любви

И украсить недостоин

Пальцы милые твои.

 

Недоверия такого

Между нами больше нет -

С полувзгляда, с полуслова

Выйдет тайное на свет.

 

Ты глядишь на дар поэта,

А в глазах немой вопрос:

Неужели только это

Нынче я тебе принес?

 

Знаем оба: что-то значит

Тех безделиц мишура

Не иначе как в придачу

К нежным ласкам до утра.

 

 

 

 Свидание

 

Позабудем в час свиданья

Про коварство и вражду,

Неизбежное страданье,

Униженье и нужду.

 

Пусть потом заплатим цену

За счастливый сон без сна –

Возведем соитий стену,

Неприступную для зла!

 

Так лицо к лицу приблизим,

Чтоб почувствовать, что вдруг

Время и пространство жизни

Уместились в тесный круг;

 

Что объятья окружили

Бастионом в этот час,

И, как сжатые пружины,

Силы копятся у нас.

 

Сколько мужества и силы

Нам дала свиданья ночь!

Для любимого – для милой –

Все сумеем превозмочь.

 

 

 

 

 Записка

 

«Милая, я болен нынче:

Жар и кашель, боль в груди.

На себя беду накличешь,

Я прошу: не приходи».

 

Ту записку написав

И отправив сообщенье,

Сам себе я отказал

В самом действенном леченье.

 

Нет, посланье на беду

Написал я, может статься!

Сам себе боюсь признаться,

Что не то имел в виду.

 

 

Чу, на лестнице шаги,

Легкий шум ее одежды…

Хоть теперь, хитрец, не лги:

Вот, сбылись твои надежды!

 

Можно ли судить меня

За невольное коварство:

Разве мог, страдая, я

Не желать себе лекарства?

 

 

 

Мудрость любви

 

Я в совете заседаю

С мудрецами наравне,

И волос копна седая

Придает солидность мне.

 

Но всегда ль удастся ловко

Мне улыбку скрыть свою,

Вспомнив, как мальчишкой робким

Пред тобою я стою?

 

Как, с тобой играя в жмурки,

Натыкаюсь на кусты;

Как в мои седые кудри

Бисер свой вплетаешь ты…

 

Я гоню воспоминанье

И суровей суплю бровь,

Но серьезности собранья

Разделить не в силах вновь!

 

Как порою то, что птицей

В темноте казалось нам,

На свету преобразится

В безобидный смятый хлам,

 

Так, в лучах живого чувства,

Помертвели маски вмиг,

И смотреть смешно и грустно

На притворный пафос их.

 

  

Если сдуть с маститых мнений

Слов ученых шелуху,

Суть пространных рассуждений

Рассыпается в труху.

 

Скучно видеть ваши лица,

О ученые мужи!

Где ты, где ты, озорница?

Вновь глаза мне завяжи.

 

Весь совет мужей великих

Заодно с его главой

Я отдам за самый тихий,

Самый краткий шепот твой.

 

И к такому заключенью

Прихожу в конце концов,

Что, влюбленный, я мудрее

Самых мудрых мудрецов.

 

 

 

 

Колыбельная Зулейке

 

Просит милая подружка:

- Почитай свои стихи!

Я – вполголоса на ушко:

Строки нежные тихи.

 

Дальше – больше: в упоенье

Забываю про покой,

Голос громче, вдохновенней,

Широко взмахнул рукой –

 

И, ударившись пребольно,

Пораженный, вижу я,

Что с улыбкою довольной

Спит красавица моя.

 

Дорога поэту слава

И приятны похвалы,

Но прожить я мог бы, право,

Без щербета и халвы.

 

Пел бы песни для того лишь,

Чтобы, сон твой торопя,

Коль захочешь и позволишь,

Убаюкивать тебя.

 

 

 

Оправдание

 

Шел я с дружеской пирушки,

К дому милой завернул

И под окнами подружки

Серенаду затянул.

 

Что же ты глядишь сурово

И не хвалишь новый стих,

А коришь меня, хмельного,

И товарищей моих?

 

Мне упреки те не диво,

Но со мною заодно

Ты бранишь несправедливо

Искрометное вино!

 

Дар богов великой эры

Кто, отведав, не взалкал?

Тот виновен, кто без меры

За бокалом пьет бокал.

 

Мера – вот что в мире редко!

Вот в чем трудность, вот в чем соль.

Чтить размеры – долг поэта,

Быть умеренным – уволь.

 

Не согласна ты? Отлично.

Пусть за то хулу терплю,

Что безмерно, безгранично

Я жестокую люблю.

 

 

 

Дар

 

Вот стихи – любви порука.

Кто поверит, что – увы! –

Те, любившие друг друга,

Уж давным-давно мертвы.

 

Сила чувств, живых и ярких,

Вплетена в узоры строк, -

Распечатаем подарки,

Приготовленные впрок!

 

Прелесть ягод виноградных,

Лето, осень, солнце, дождь

Вместе с ветром ароматным

Ты в глотке вина найдешь.

 

С повседневных тусклых красок

Хмель сдувает пелену,

Вольный дух свободы даст он

Нам, томящимся в плену.

 

Пригубил? Еще налей-ка!

Бьет фонтан сквозь глыбу лет:

Шепчет страстная Зулейка,

И гремит ее поэт.

 

Эй, немой и анемичный,

Капли пряные лови!

Пей под форточкой больничной

Радость жизни и любви.