Февраль
Обманщик февраль,
Притворщик и враль:
Лишь ливни прольют,
И лютый не лют.
- Морозам конец?
Смеется, подлец!
А сам, как апрель,
Берет акварель.
От снега и льда
Нигде ни следа.
На солнце дотла
Горят купола,
Жар в каждом стекле –
Сто солнц на земле.
А в небо взглянул –
Ну все, утонул,
Так синь глубока,
Тонки облака.
Поверишь в обман –
От воздуха пьян,
На сердце бедлам,
Года пополам,
Не ходишь, паришь
На уровне крыш.
Ты сходишь с ума,
А дальше – зима…
Со дна
Юный месяц вверх рогами –
Крутобокий белый челн
В сине-черном океане
Проплывает среди волн.
Наклонясь опасным креном,
Носом черпает волну,
Облака дырявой пеной
Заслоняют путь ему.
Горделиво проплывают
Великаны-корабли
Снисходительно мигают
Их далекие огни.
Стайкой рыб глубоководных
Мы порой следим со дна
За движеньем тел свободных
В мире, недоступном нам.
Хищник бросился нежданно –
Уф, не сцапал ни одной…
А без нас – ни океана
И ни вечности самой.
Шарпей
Не желает наш шарпей жить в тепле и холе,
Убегает, дуралей, чтоб бродить на воле.
В стае уличных собак, полюбив дворнягу,
Голодал и мерз, чудак, а домой – ни шагу.
Увидав хозяев вдруг, сразу ну ласкаться,
Угощенье брать из рук и на грудь бросаться.
Мы маним его домой, проявив заботу,
Он же в двери не ногой, предпочтя свободу.
Мим
Мимом для нового номера
Придумана маска смелая:
Одна половина – черная,
Одна половина – белая.
То тем, то другим профилем,
Мим, играя, повернут к зрителям:
То он явится Мефистофелем,
То, напротив, святым спасителем.
Справа он – положительный,
Слева он – отрицательный.
Одни свистят: - Отвратительный!
Другие твердят: - Обаятельный!
Господа, это маска всего-то,
Зря вы спорите в исступленье.
Мим уходит с черного хода
С гонораром за выступленье.
Все впереди
Назад оставляем не запертой дверь –
Для памяти! Не для желанья!
Из января короче теперь
До НОВОЙ весны расстоянье.
Не в прошлый апрель мы стремимся с тоской,
И не к прошлогодней поездке морской,
Не к мигу на фото, где молоды мы,
Мечты нас уносят из этой зимы.
Неужто из страха несбыточных снов
Откажем мечте и надежде?
На будущих снимках, где каждый так нов,
Мы все будем лучше, чем прежде!
Ах, что за счастливая это пора –
То завтра, когда оно станет вчера.
Нагота
Раскорячив сучья безлистые,
Спят нагие кусты, деревья,
Все интимные тайны выставив
На всеобщее обозренье.
Не покрыло небо метелями
Грубость формы, спутанность линий,
Из чудовища чудо б сделали
Снег и зелень, цветы и иней.
Беспорядочны ветки нервные:
Эти скрючены, те растянуты.
Так внезапно были, наверное,
Мерзлотой застигнуты мамонты.
Старики с морщинистой кожей
Спят бесчувственно, беззащитно.
Равнодушным взглядом прохожий
По их шрамам скользит бесстыдно.
Спят нагие. И ни обидеться,
Ни сознать свой стыд не дано им.
А прохожий сам себе видится
Среди трупов бредущим Ноем.
Парадокс веры
Верю всем и всему, но все ж
Допускаю обман и ложь.
Без различия – кто есть кто –
Верю всем, но не на все сто.
Кто из нас не грешен, не слаб,
Кто страстей и страхов не раб?
Даже самый честный из нас
Признавайтесь! – солгал хоть раз.
Как-то, знаете, не с руки
Верить логике вопреки.
Потому мы себя спасем,
Только Богу веря во всем.
Оправдание
Голос единицы тоньше писка – давно подмечено.
Ничего я изменить не сумела в своем отечестве.
Все ж увеличила я хороших людей число,
Хоть сила моя всегда и везде мала.
Я сделала все, что могла, и нет ничего,
Что сделать могла я, но так и не сделала.
Эпитафия
Хоть нет меня, потомки, среди вас,
Я есть, я счастлива сейчас – в МОЕМ сейчас.
Пишу.
И вслух произношу слова.
И в зеркало гляжу.
Вот я – жива!
<< Neues Textfeld >>