Светает

Последыши ночи на запад слетелись,

Бессильно грозят, осмелевшие вместе.

По полю к ним тянутся длинные тени,

Громадные, как мертвецы в «Страшной мести».

Еще не успели сложить себе цену

Деревья, попавшие осени в ощип,

Как, занавес сдвинув, выходит на сцену

Короткой мистерии той постановщик.

Эй, сизые тучи! Пора вам, пора вам

За листьями вслед раствориться в пространствах,

Чтоб в сини пронзительной белым баранам

На склонах пастись и на землю спускаться.

И всем моим грустям, тоскам и печалям

Пора, поклонившись, исчезнуть в гримёрках,

А мы с режиссером обсудим за чаем,

Как драму мою принимала галёрка.

Птицы запели

Всю ночь тревожил шум машин,

И, вздрогнув, гнали сон ресницы,

Пока, бальзамом для души,

В кусте не засвистели птицы.

Они переключили слух,

И муки кончились на этом,

И сон слетел, как птичий пух

И примирил меня с рассветом.

Так голос скромного певца

В гармонии с негромким хором

Царит над миром и мотором,

И суетою без конца.

Сон приходит

Наконец под утро приходит сон,

Льдинки кладет на веки.

У него из разных моих лесов

По карманам бренчат орехи.

Блестит, не тая, среди ресниц

Воронежская снежинка,

Дрожит в петлице трехдольный лист

Волшебного дерева гинкго.

Желтеет кувшинка в одной руке,

Белеет в другой орхидея.

Едва проведет лепестком по щеке,

Вмиг позабуду, где я.

Налегке улетаю в окно,

Цепляясь за мамин палец...

А за окном-то уже не темно;

Вот я и просыпаюсь.

Пробуждение

На границе сна и яви

Вдруг увидишь: выпал снег.

Вспомнишь о ненужной славе

И услышишь детский смех.

И поймешь: была ошибкой

Боль – во сне ли, наяву?

И потянешься с улыбкой

И воскликнешь: Я живу!

Переменный ток

Странной смеси из счастья и грусти

Я, проснувшись, вдыхаю глоток,

И теперь целый день не отпустит

Переменный насмешливый ток.

Лишь снежинки порой не хватает,

Чтоб распробовать страсть или страх,

И попсовый минор застревает

Комом в горле и резью в глазах.

Одно утро

Промозглым серым зимним утром,

Когда по дому сквозняки,

Встаешь смирившимся и мудрым,

Простившим жизни синяки.

Неторопливо и небрежно

Готовишься к невзгодам дня,

И опасенья, и надежды

Прочь без различия гоня.

Для мудреца с холодным взглядом

Нет ни зачем, ни почему:

Он будет делать все, что надо

И предначертано ему.

Что значат все твои заботы,

Твои усилия и боль

В году две тысячи двухсотом?

Бесспорно – абсолютный ноль.

Ты – автомат, ты робот-профи,

А жизнь – программа и закон…

Но ах, как чуден запах кофе

И нежен жареный бекон!

Обычное утро

Выходишь утром, ловишь там и тут

Богоугодных дел неяркий свет:

Хлеб разгружают, улицу метут,

Детишек разновозрастных ведут,

Кому-то в телефон кричат «Привет!».

Чужая смерть внушает оптимизм:

Кто ни уйдет – не оскудеет мир.

Все так же любим и ругаем жизнь,

Карабкаемся вверх, сползаем вниз

И покупаем булки и кефир.

След

В заботах о насущном хлебе

Вела нас птичья суета,

И на земле, как птицы в небе,

Не оставляли мы следа.

А нынче дан нам шанс слукавить,

Поскольку утром выпал снег,

И каждый мог на миг оставить

Свой след в недолгой белизне.

Мы шаг невольно замедляли,

Блаженно щурились на свет

И на дороге оставляли

Свой белый, серый, черный след.

Следы вились в аллеях сада –

Все без концов и без начал…

А снег все падал, падал, падал,

И землю в небо превращал.

Ноябрь

Шесть часов утра. Минус два.

Достывают остатки ночи.

В плотно набитый автобус едва

Втискивается рабочий.

Ранние люди бодры и злы

И еще готовы к борьбе.

Тупой иглой непонятный смысл

Воткнут в сердце тебе.

Враждебный мир поместился весь

В зрачке выживающей особи.

Скажи мне, Боже, зачем я здесь,

Что я здесь делаю, Господи?

Как прижатый в кармане ключ,

Ощущается оттиск ответа:

Вину искупаю, ищу, люблю,

По чуть-чуть карабкаюсь в небо.

И, размыкая привычный круг

По ледку скользящего бега,

Из ниоткуда являются вдруг

Тихие хлопья снега.