Poems DRUCHKIV
Poems DRUCHKIV

Морозная ночь

 

Тополей жестяные метлы

Звезды с неба метут

Работают и работают,

А порядка не наведут.

Ведь полночь, ее величество,

В шутку или в серьез

Несметное звезд количество

Высыпала на мороз.

В юбилей своей коронации

Королева и суперстар

Как ордена цвету нации

Звезды вручает в дар.

 

Звездная ночь

 

Мороз начистил пояс Ориона,

Глядят из ночи очи гончих псов;

Кассиопея вынула корону

С алмазами на остриях зубцов;

Сверкает ковш,  в запале занесенный

Над головами чокнутых гуляк;

Недвижно распластался лебедь сонный,

Мильярды      лет полет бесцельный для –

Чужие солнца, ставшие в созвездьях

Иголками, торчащими из тьмы.

Назад тому не счесть тысячелетий

На них глядели люди, как и мы.

Рапсоды, пастухи, жрецы, солдаты

И аргонавты, море бороздя,

На них глядели.  Гроздьями их взгляды

Повисли на серебряных гвоздях.

Земная, а не звездная культура

Везде – и там: во мне и надо мной.

Везде - и там, на уровне Арктура

Помысли – и соприкоснись со стариной.

 

Обманка

 

В ущельях улиц снег роится,

Подсвечен розовым со дна.

Как заблудившаяся птица

Метель летит в проем окна.

 

Она летит в туннель обманный,

Не освещенный изнутри,

Где вдаль зовущий путь гирляндный

В глубинах дерева горит.

 

Легко ль в тоске по запределью

Себя растратить по перу?

И я была такой метелью,

Устало умершей к утру.

 

 

Балет

 

Пространство, докуда дотянется глаз,

Большого театра огромная сцена,

Где в белых пачках танцует вальс

Кордебалета юная смена.

Они в толчее, толкотне, тесноте,

Поскольку подмостков на всех не хватает,

На сцене, над сценой и там. в высоте

Вращаются, кружатся, крутятся, тают.

Пускай не премьера, но вечный аншлаг:

Щелкунчик, и елка, и сказка, и детство!

Трехдольный крадущийся вальсовый шаг

Нас всех вовлекает в волшебное действо.

И ты, косолапый, как белый медведь,

Становишься легким, летучим и нежным, -

Ничуть не обидно в метель умереть,

Бесследно исчезнуть в движенье мятежном.

Но жизнь приземляет и тянет с собой,

И влажно целует в горящие щеки, -

Ты выйдешь из театра, вернешься домой

И, топая, снег отряхнешь на пороге.

 

               

Белое Рождество

 

Просили снега в Рождество –

Так нате же, берите!

Врастайте крышами в него,

Машинами гребите!

Неужто мало? Ну, тогда,

Чтоб больше не просили,

Засыплю ваши города

По маковки, по шпили.

Я научу вас прятать нос,

В шарфы вдувая иней,

И снова принимать всерьез

Вой Фурий и Эриний.

Из дома в дом лети бегом,

Добавь в загар кармина

И горячей люби огонь

Отцовского камина.

Бесследно скроется в метель

Ликера запах пряный;

Дрожа, зароется в постель

Щелкунчик деревянный;

Заносы в аэропортах,

В заторах автобаны...

А малышня несет в кульках

Горячие каштаны.

 

                Поземка

 

В свете фар проявилась поземка

И пошла, и пошла наметать…

Ищет-свищет в домах домовенка

Потерявшая голову мать.

С лету к лоджиям льнет и балконам,

Бьет крылом в ветровое стекло:

За каким переплетом оконным

Сиротинушке-Кузе тепло?

Озверев от тоски и разлуки,

Не откладывай месть на потом:

- Я бездомнее выгнанной суки,

Ну и вы не найдете свой дом!

Будут все адреса незнакомы,

Будут все перекрестки кривы,

И до вашего теплого дома

Никогда не доедете вы!

 

Метель

 

Была метель – из тех, что помнятся всю жизнь,

Из тех  стихий, что, снясь, становятся стихами.

Густел в порывах снег и падал вверх и вниз,

И снова, не ложась, взвивался по спирали.

Вот жуть была б теперь в лесу, где ветра вой!

Иль  в поле, с бурей-мглой в смертельном поединке!

Но мы сидим в тепле и рады вьюге той:

У ног горит огонь, зато сердца, как льдинки.

Мы любим сладкий плен и буйство за окном,

И тихий говор струн, и сказки у печурки -

Как хорошо в тепле! Пусть жизнь совсем в ином:

Мы выбрали  игру, мурча в кошачей шкурке.

Кружись, зеркальный шар! Но как скрежещет стук

У самых окон, где оторван лист железный!

Вставай и делай шаг по снежному мосту,

На хищной высоте над воющею бездной.

 

 

                Зима. Международное.

 

Снег на поле лежит, снег над полем висит

Свежестиранными простынями,

И поземка – лиса, извиваясь, бежит

Непричесанными стернями.

Серо-белый набросок рисует зима

С темной сепией рощ некрасивых.

Замело письмена – это что за страна:

Украина, Европа, Россия?

Всех сравняла погода в больничной тоске –

Бедность красок и линий избыток.

Все страдают равно, а спасутся не все –

Кто как боек, и крепок, и прыток.

Отчего же не все? Даже мы по весне

Отряхнемся от снежного плена,

И приснится  - не этот, а сказочный – снег,

Как Парису приснилась Елена.

 

Побег

 

Под слоем девственного снега,

Хранима холодом в тепле

Идея дерзкого побега

В дубовом сломленном стволе.

Бывает дух, как дуб, повержен,

И топчет жизнь, и воет век…

А подсознанье в толще снежной

Уже замыслило побег.

 

В сумерках февральских на бульварах

 

В сумерках февральских на бульварах

Ветер оголяет черный лед,

Темнота с безвременьем на пару

Распознать эпоху не дает.

Не гардемарины ли повесы

Завернули за угол в санях?

Или, может, Пушкинские бесы

Обучают новых бесенят?

Это седина святого старца

Вьется следом в такт его шагов,

То идут заблудшие двенадцать

С блеском звезд на остриях штыков.

Юная старушка бодро скачет,

В мех шиншиллы кутая «Шанель»,

И несмело семенит Башмачкин,

Поплотнее запахнув шинель.

 

Три настроенья февраля

 

                ***

 

Как будто нарочно - деревья хотят напугать

И в нас из тумана корявыми пальцами тычут.

- Вы, вы виноваты (бомжацкая мать-перемать)! --

Таращатся вслед и рогатые головы бычат.

Руина как череп. И черен загаженный снег.

И крылья ворон состоят из ножей, не иначе.

Фильм ужасов крутит февраль. Отдуваясь за всех,

Я в кресло сажусь и желаю в дороге удачи.

И поезд врезается в лес, словно бензопила.

В дрожащих кустах он как Джек-Потрошитель маньячит.

Малышка-весна не мигая глядит из угла

И ждет своей участи, и от испуга не плачет.

 

***

 

Дух умирающей зимы -

Снег поднимается туманом,

Но не уносится с земли

На небо, к запредельным странам.

Обидой ли отягощен,

Или не смытыми грехами,

Но призраком печальным он

Скитается между домами.

И мы как призраки за ним

Бредем, земли не ощущая ...

О ветер, исповедник зим,

Перекрести туман, прощая.

Дай крылья, наконец, ему

И облаком возьми на небо,

Чтоб к сроку встретила весну,

Перед Страстной проснувшись, верба.

 

                ***

 

Весна-это после морозной зимы,

А после бесснежной - ее продолженье;

Весна - если вечного снега холмы,

И тает, и воды приходят в движенье.

И так кардинально, как только возможно,

Меняется мир, что душе даже больно;

Хватаясь за сердце, мы молим: - Довольно!

Пожалуйста, медленно и осторожно!

Не слышат - так заняты все вокруг нас.

Никем не была наша трусость замечена.

Полюбим же, дети, разруху и грязь

И ноги промочим задолго до вечера.

В тумане такая идет суета,

Что день описать и тетрадки не хватит.

А завтра никто и не вспомнит с утра

О шубе потертой и вылезшей вате ...

 

Календарное

 

Когда зима, привычная, как вечность,

Лежалым снегом сдавливает грудь,

А впереди февраль – почти что Млечный,

Длиннее жизни кажущийся путь,

 

Метель, мороз и солнце – все постыло,

Как улица, аптека и фонарь.

А позади кривляется бесстыдно,

Горя гирляндой елочной, январь.

 

Душа, томясь, так хочет перемен!

Но, мучимая гамлетовым страхом,

Не в силах все покончить одним махом

И, проклиная, принимает плен…

 

А март маячит за зубцами стен

Расхристанным неряхой – вертопрахом.

 

Упорство

 

Снег таял – и все-таки падал

С каким-то тупым упорством.

Нет бы, спросил: - А надо ли?

Нет бы, сказал: - Да черт с ним!

И летел бы туда, где мог бы

Мир изменить и порадовать.

 

Но не от него, а от Бога

Зависит, лететь или падать.

 

 

 

Между зимою и  весною

 

Тоскливо и пусто в серых улицах

После снега и ветра.

Даже не верится, что нарисуется

Здесь когда-нибудь лето.

Что за свет сероватый льется

С серого ватного неба?

Подайте голодным и сирым солнце

Караваем горячего хлеба!

Нет, не подаст февраль даже знака,

Не подаст надежды на то, что

Выставит ночь лежащим без сна нам

Спелых созвездий лукошко;

Что все на душе скребущие кошки,

Выстроившись рядами,

Потянутся в трансе по лунной дорожке

За мартовскими котами.

И уже не хватает силы

Жить и ждать, что однажды

Утро настанет достаточно синим

Для утоленья жажды.

А в газетах о том не слова,

Как пропадают люди

Между зимою и между весною

В серенькой этой мути.