Морозная ночь
Тополей жестяные метлы
Звезды с неба метут
Работают и работают,
А порядка не наведут.
Ведь полночь, ее величество,
В шутку или в серьез
Несметное звезд количество
Высыпала на мороз.
В юбилей своей коронации
Королева и суперстар
Как ордена цвету нации
Звезды вручает в дар.
Звездная ночь
Мороз начистил пояс Ориона,
Глядят из ночи очи гончих псов;
Кассиопея вынула корону
С алмазами на остриях зубцов;
Сверкает ковш, в запале занесенный
Над головами чокнутых гуляк;
Недвижно распластался лебедь сонный,
Мильярды лет полет бесцельный для –
Чужие солнца, ставшие в созвездьях
Иголками, торчащими из тьмы.
Назад тому не счесть тысячелетий
На них глядели люди, как и мы.
Рапсоды, пастухи, жрецы, солдаты
И аргонавты, море бороздя,
На них глядели. Гроздьями их взгляды
Повисли на серебряных гвоздях.
Земная, а не звездная культура
Везде – и там: во мне и надо мной.
Везде - и там, на уровне Арктура
Помысли – и соприкоснись со стариной.
Обманка
В ущельях улиц снег роится,
Подсвечен розовым со дна.
Как заблудившаяся птица
Метель летит в проем окна.
Она летит в туннель обманный,
Не освещенный изнутри,
Где вдаль зовущий путь гирляндный
В глубинах дерева горит.
Легко ль в тоске по запределью
Себя растратить по перу?
И я была такой метелью,
Устало умершей к утру.
Балет
Пространство, докуда дотянется глаз,
Большого театра огромная сцена,
Где в белых пачках танцует вальс
Кордебалета юная смена.
Они в толчее, толкотне, тесноте,
Поскольку подмостков на всех не хватает,
На сцене, над сценой и там. в высоте
Вращаются, кружатся, крутятся, тают.
Пускай не премьера, но вечный аншлаг:
Щелкунчик, и елка, и сказка, и детство!
Трехдольный крадущийся вальсовый шаг
Нас всех вовлекает в волшебное действо.
И ты, косолапый, как белый медведь,
Становишься легким, летучим и нежным, -
Ничуть не обидно в метель умереть,
Бесследно исчезнуть в движенье мятежном.
Но жизнь приземляет и тянет с собой,
И влажно целует в горящие щеки, -
Ты выйдешь из театра, вернешься домой
И, топая, снег отряхнешь на пороге.
Белое Рождество
Просили снега в Рождество –
Так нате же, берите!
Врастайте крышами в него,
Машинами гребите!
Неужто мало? Ну, тогда,
Чтоб больше не просили,
Засыплю ваши города
По маковки, по шпили.
Я научу вас прятать нос,
В шарфы вдувая иней,
И снова принимать всерьез
Вой Фурий и Эриний.
Из дома в дом лети бегом,
Добавь в загар кармина
И горячей люби огонь
Отцовского камина.
Бесследно скроется в метель
Ликера запах пряный;
Дрожа, зароется в постель
Щелкунчик деревянный;
Заносы в аэропортах,
В заторах автобаны...
А малышня несет в кульках
Горячие каштаны.
Поземка
В свете фар проявилась поземка
И пошла, и пошла наметать…
Ищет-свищет в домах домовенка
Потерявшая голову мать.
С лету к лоджиям льнет и балконам,
Бьет крылом в ветровое стекло:
За каким переплетом оконным
Сиротинушке-Кузе тепло?
Озверев от тоски и разлуки,
Не откладывай месть на потом:
- Я бездомнее выгнанной суки,
Ну и вы не найдете свой дом!
Будут все адреса незнакомы,
Будут все перекрестки кривы,
И до вашего теплого дома
Никогда не доедете вы!
Метель
Была метель – из тех, что помнятся всю жизнь,
Из тех стихий, что, снясь, становятся стихами.
Густел в порывах снег и падал вверх и вниз,
И снова, не ложась, взвивался по спирали.
Вот жуть была б теперь в лесу, где ветра вой!
Иль в поле, с бурей-мглой в смертельном поединке!
Но мы сидим в тепле и рады вьюге той:
У ног горит огонь, зато сердца, как льдинки.
Мы любим сладкий плен и буйство за окном,
И тихий говор струн, и сказки у печурки -
Как хорошо в тепле! Пусть жизнь совсем в ином:
Мы выбрали игру, мурча в кошачей шкурке.
Кружись, зеркальный шар! Но как скрежещет стук
У самых окон, где оторван лист железный!
Вставай и делай шаг по снежному мосту,
На хищной высоте над воющею бездной.
Зима. Международное.
Снег на поле лежит, снег над полем висит
Свежестиранными простынями,
И поземка – лиса, извиваясь, бежит
Непричесанными стернями.
Серо-белый набросок рисует зима
С темной сепией рощ некрасивых.
Замело письмена – это что за страна:
Украина, Европа, Россия?
Всех сравняла погода в больничной тоске –
Бедность красок и линий избыток.
Все страдают равно, а спасутся не все –
Кто как боек, и крепок, и прыток.
Отчего же не все? Даже мы по весне
Отряхнемся от снежного плена,
И приснится - не этот, а сказочный – снег,
Как Парису приснилась Елена.
Побег
Под слоем девственного снега,
Хранима холодом в тепле
Идея дерзкого побега
В дубовом сломленном стволе.
Бывает дух, как дуб, повержен,
И топчет жизнь, и воет век…
А подсознанье в толще снежной
Уже замыслило побег.
В сумерках февральских на бульварах
В сумерках февральских на бульварах
Ветер оголяет черный лед,
Темнота с безвременьем на пару
Распознать эпоху не дает.
Не гардемарины ли повесы
Завернули за угол в санях?
Или, может, Пушкинские бесы
Обучают новых бесенят?
Это седина святого старца
Вьется следом в такт его шагов,
То идут заблудшие двенадцать
С блеском звезд на остриях штыков.
Юная старушка бодро скачет,
В мех шиншиллы кутая «Шанель»,
И несмело семенит Башмачкин,
Поплотнее запахнув шинель.
Три настроенья февраля
***
Как будто нарочно - деревья хотят напугать
И в нас из тумана корявыми пальцами тычут.
- Вы, вы виноваты (бомжацкая мать-перемать)! --
Таращатся вслед и рогатые головы бычат.
Руина как череп. И черен загаженный снег.
И крылья ворон состоят из ножей, не иначе.
Фильм ужасов крутит февраль. Отдуваясь за всех,
Я в кресло сажусь и желаю в дороге удачи.
И поезд врезается в лес, словно бензопила.
В дрожащих кустах он как Джек-Потрошитель маньячит.
Малышка-весна не мигая глядит из угла
И ждет своей участи, и от испуга не плачет.
***
Дух умирающей зимы -
Снег поднимается туманом,
Но не уносится с земли
На небо, к запредельным странам.
Обидой ли отягощен,
Или не смытыми грехами,
Но призраком печальным он
Скитается между домами.
И мы как призраки за ним
Бредем, земли не ощущая ...
О ветер, исповедник зим,
Перекрести туман, прощая.
Дай крылья, наконец, ему
И облаком возьми на небо,
Чтоб к сроку встретила весну,
Перед Страстной проснувшись, верба.
***
Весна-это после морозной зимы,
А после бесснежной - ее продолженье;
Весна - если вечного снега холмы,
И тает, и воды приходят в движенье.
И так кардинально, как только возможно,
Меняется мир, что душе даже больно;
Хватаясь за сердце, мы молим: - Довольно!
Пожалуйста, медленно и осторожно!
Не слышат - так заняты все вокруг нас.
Никем не была наша трусость замечена.
Полюбим же, дети, разруху и грязь
И ноги промочим задолго до вечера.
В тумане такая идет суета,
Что день описать и тетрадки не хватит.
А завтра никто и не вспомнит с утра
О шубе потертой и вылезшей вате ...
Календарное
Когда зима, привычная, как вечность,
Лежалым снегом сдавливает грудь,
А впереди февраль – почти что Млечный,
Длиннее жизни кажущийся путь,
Метель, мороз и солнце – все постыло,
Как улица, аптека и фонарь.
А позади кривляется бесстыдно,
Горя гирляндой елочной, январь.
Душа, томясь, так хочет перемен!
Но, мучимая гамлетовым страхом,
Не в силах все покончить одним махом
И, проклиная, принимает плен…
А март маячит за зубцами стен
Расхристанным неряхой – вертопрахом.
Упорство
Снег таял – и все-таки падал
С каким-то тупым упорством.
Нет бы, спросил: - А надо ли?
Нет бы, сказал: - Да черт с ним!
И летел бы туда, где мог бы
Мир изменить и порадовать.
Но не от него, а от Бога
Зависит, лететь или падать.
Между зимою и весною
Тоскливо и пусто в серых улицах
После снега и ветра.
Даже не верится, что нарисуется
Здесь когда-нибудь лето.
Что за свет сероватый льется
С серого ватного неба?
Подайте голодным и сирым солнце
Караваем горячего хлеба!
Нет, не подаст февраль даже знака,
Не подаст надежды на то, что
Выставит ночь лежащим без сна нам
Спелых созвездий лукошко;
Что все на душе скребущие кошки,
Выстроившись рядами,
Потянутся в трансе по лунной дорожке
За мартовскими котами.
И уже не хватает силы
Жить и ждать, что однажды
Утро настанет достаточно синим
Для утоленья жажды.
А в газетах о том не слова,
Как пропадают люди
Между зимою и между весною
В серенькой этой мути.